Ощущение того, что она делает что-то не то, причем какое-то очень глобальное «не то», преследовало мисс Мальсибер, как душок свежайшего органического удобрения, налипшего на подол мантии. Тем не менее, она быстро начеркала утвердительный ответ на пергаменте, перед тем, как вернуть записку сове.
Конечно же, она вырвется в обед. Кондитерская Шугарплама – просто замечательно, компания Тревора – еще лучше. Вот только… Девушка задумчиво почесала нос кончиком пера и, не выдержав, чихнула. Быть безнадежно влюбленной как-то поспокойней было. Сердце мучительно трепетало, как безмозглый сниджет, угодивший в пасть гигантской хищной росянки. Становилось одновременно и сладко, и больно, и безумно волнительно. Сейчас же у Эвелин возникало ощущение, что ее постепенно затягивают дьявольские силки. Рано или поздно, когда она окончательно позволит себе расслабиться в объятиях Тревора, утонуть в его нежности, щупальца окончательно сомкнутся вокруг ее шеи, хрустнут кости и ее безмозглая голова с новенькой помадой из лавки мадам Примпарнель покатится по полу. Не сказать, чтобы описание было совсем уж анатомически правильным, между тем, чтобы свернуть шею и отделить голову от тела, была существенная разница. Эвелин могла даже сказать, сколько именно усилий надо для этого приложить (спасибо внутренним инструкциям Комитета по избавлению от опасных существ), но в приличном обществе подобное не обсуждалось.
Как и … неподобающе близкое общение с маглорожденными волшебниками. Эвелин продолжала малодушно прятаться за обтекаемыми формулировками, поскольку официального статуса их с Моррисом отношения не имели. О, Мэрлин и Моргана! Конечно же, она думала об этом!
Эвелин Гестия Моррис. Миссис Эвелин Моррис. Миссис Тревор Моррис.
Все-еще-мисс-Мальсибер позволяла себе мечтать об этом перед сном, складывая все эти маленькие, конфетно-сладкие мыслишки под девичью подушку, как детские сокровища когда-то: засахаренную фиалку с торта на день рождения, обкатанные морем камешки, привезенные с летнего отдыха, кусок кружева с матушкиного бального платья. В схожей, пусть и совсем не материальной копилке оказывались воспоминания. Вот только…
Снова.
Раз за разом, а потом еще раз, Эвелин натыкалась на это самое «вот только», с многозначительным многоточием, которым девушка пыталась замаскировать не слишком приятные вещи. Эвелин называла Тревора «дорогим другом», Тревор Эвелин – «девушкой», сходились же они в том, что описание другого их не устраивало. Девушка отстраненно поражалась собственному лицемерию. На друзей не смотрят – так. Запоминая (словно выжигая это знание по коже и в памяти), мелкие, бесконечно волнительные детали. Как садится по плечам потрепанная кожаная куртка. Оплывший край ожога на руке. Кто бы когда сказал Эвелин, что подпаленные на концах волосы могут так … завораживать, лучшего слова она так и не находила, но вновь начинала чувствовать себя, как тот сниджет. Трепетать. Задыхаться от распирающего изнутри счастья. Таять, как забытое на солнцепеке мороженное. Заливаться предательским румянцем, стоило лишь Тревору оказаться в ее личном пространстве.
И, в то же время, какой-то самой упрямой, самой трезвой клеточкой своего мозга Эвелин точно знала, что все это если не «нельзя»,  то уж точно «не стоит».

- Привет.
Эвелин улыбается – солнечно. И снова врет самой себе, что это вполне позволительно друзьям и сокурсникам – подставлять при встрече щеку для поцелуя. Но одно неосторожное движение, неверный поворот головы и губы встретятся с губами, не оставив невинному приветствию ни единого шанса. Ей даже хочется сделать это, чувствуя тепло и запах чужой кожи. Но та самая, маленькая и упрямая, самая чистокровная ее клеточка, настойчиво стучит в висок, заставляя отстраниться. Девушка привычно ждет того, что перед ней выдвинут стул, но вовремя вспоминает, что у Тревора не такое воспитание и делает все сама. Секундное раздражение сменяется радостной улыбкой, стоит Эвелин заметить пирожное на столе, ее любимое. Может, все это не важно? Все эти манеры, воспитание, если он может помнить о важном?
- Ты хотел о чем-то поговорить? – В обычное время воспитание не позволило бы перескочить к теме разговора вот так сразу, но Тревор терпеть не может все это словоблудие – его слова, не Эвелин, но она принимает правила игры.