Последний месяц все больше походил на пребывание в преисподней. Эдвин забывал спать, забывал есть, метался между службой и Мунго, пытаясь везде успеть. Но чувствовал, что реальность ускользает от него. Или это Доротея ускользала? Каждый раз он надеялся увидеть в ее глазах проблеск сознания, почувствовать ее связь с реальностью, но нет, ничего не менялось. Она узнала брата, но лишь на мгновение, а потом снова говорила о каких-то демонах и прочем.

Он выдержал все: расспросы о том, какой это было ритуал, как вышло, что девочка совершала его без присмотра, и почему книга подобного содержания была ей доступна. Он даже справился с порывом рявкнуть, что как-то рассчитывал на наличие мозгов в этой милой головке, но безнадежно ошибся. Он обвинял родителей, что те не соизволили взять дочь в путешествие с собой, прекрасно зная почему. У старших Парикнсонов жизнь уже давно состояла из сделок, но гадить там, где живешь, они не собирались. А потому раз в год отправлялись в Европу, где проводили время отдельно друг от друга. Доротея бы мешала. Матери бы она составляла здоровую конкуренцию, отца бы просто отвлекала от нимфеток.И Эдвина это злило еще больше, так как ни один из родителей не ощущал вину.
А он ощущал.
Недосмотрел.
Была занят своими делами, за что и поплатился.
Он все еще не мог ясно вспомнить тот день и последующую неделю. Они были словно в тумане, иногда вообще проваливаясь в никуда, будто обливейтом кто-то поигрался. Но Эдвин точно знал, что нет. Хотя и был бы не против такого варианта, вдруг бы меньше было чувство беспомощности и злости.

Мысль, такая мимолетная, почти упорхнула, но все же Паркинсон ее зацепил и сел на кровати. В комнате было душно, все пропахло табаком, окурки сигарет валялись в пепельнице, а на полу пристроилась ополовиненная бутылка огневиски. Но, как ни странно, в голове прояснилось, и даже как-то в комнате посветлело, будто бы Эдвин разогнал мрачную атмосферу.
Он торопливо привел себя в порядок, все больше начиная походить на самого себя, и так же торопливо отправился в Министерство, отмахнувшись от попыток эльфа напомнить о завтраке. Есть ему не хотелось, его жгла идея. Почему он сразу об этом не подумал? Что, если удалить воспоминания о ритуале и том, что видела Доротея в своих кошмарах? Что, если очистить ее память от всего? Ей станет лучше? Должно, ведь не будет того, что ее беспокоит. Почему и правда он не спросил ни о чем подобном у целителей?
Конечно, если бы это было возможно, целители бы уже сказали. Но что, если они сами о таком не думали? Не часто у них бывают подобные пациенты. А вот со специалистом по такого рода заклинаниям поговорить следовало. А вдруг?

Рабочий день еще не начался, но Эдвин это понял, когда штаб-квартира стирателей встретила его благостной тишиной и присутствием лишь Пруэтта. Они сталкивались с Паркинсоном по паре дел, но не больше. Эдвин колебался. Стоило ли доверять такие вещи тому, в ком не был уверен? Но у него не было плотных, доверительных контактов с кем-либо из стирателей, так что Пруэтт или кто другой, значения на деле не имело. И Эдвин решился.
- Доброе утро, Фабиан, я могу у вас забрать несколько минут времени для разговора?