Им не понять, каково это - смотреть на неё и не видеть того блеска в глазах. Им не понять, каково это - засыпать в одной постели с живым мертвецом, с той, кто даже не помнит твоего имени. Им не понять, каково это, когда её руки всегда холодные, а взгляд всегда мимо людей, мимо предметов, куда-то, где лишь одна пустота. Да что они вообще могут знать?
Им не понять...

Очередная бутылка катится по полу. Рид отталкивает её от себя ногой и, не удержавшись, заваливается на бок, облокачиваясь о стену. Его мутит, ему тошно от осознания безысходности и собственной ничтожности. Он не может ничего сделать, ему ничем ей не помочь. Ему её не вернуть.
Будто между ними вмиг разверзлась пропасть длиною в жизнь. Будто она смотрит на него с того света и лишь безумно улыбается, словно смеётся над его жалкими попытками вернуть всё на круги своя. А он не в состоянии что-либо сделать. И эта внезапная безысходность подкосила настолько, что единственным способом забыться и не думать, не вспоминать, стала чёртова бутылка, к которой Рид прикладывался всё чаще и чаще, пока глотки не стали механическими, перестав обжигать горло. Он тратил лучшее пойло на анестезию своего сознания, на отсечение больных мыслей, на врачевание вскрывшихся и кровоточащих ран. Он медленно умирал от переживаний и неспособности трезво мыслить, но единственное исцеление продолжал видеть в алкоголе.

Разгорячённый лоб встречается с холодом стены, но Эридан уже не соображает. Ему хочется осесть мешком с костями на пол, хочется закрыть глаза. Кое-как он перебирается на кровать, чувствуя, как отказывают ноги, как предательски дрожат веки и ресницы, как мутится сознание, смешивая реальность со сном.
Он видит её перед собой. Тянет руки, она улыбается и сжимает его пальцы в своих. Тёплая. Живая. Счастливая. Она беззаботно смеётся и Рид улыбается. Улыбается он и наяву, безмятежно и спокойно, достигнув желаемого состояния нирваны и полнейшего равнодушия.
Лишь краем уха он различает, что в комнате он не один.  Лишь краем глаза улавливает движение слева от себя, но не придаёт этому значение. А надо бы.
Слова Нотта проникают в его пьяное сознание не сразу. Будто бомбы замедленного действия, они падают в голову, оставляя неприятный, но терпимый осадок, едкое послевкусие. Рид молчит. Замолкает и Грегори, закончив свою тираду. Так и думают каждый о своём, он - лёжа на кровати, его гость - стоя у окна. Пока угрозы Нотта не доходят до Бёрка и не задевают так, что тот как будто бы вмиг трезвеет.
Он резко садится на кровати, без особых усилий фокусирую взгляд красных от недосыпа и пьянства глаз на Греге. Непроизвольно сжимает пальцы в кулаки, напрягая мышцы так, что под кожей проступают вены.
- Не смей, - шепчет он, сжав зубы, - ты знаешь, что не я заварил эту кашу. Так не смей делать меня виноватым, - последние слова он уже орёт, поднимаясь на ноги и, покачиваясь, приближаясь к Нотту и дыша на того перегаром.
Эридан стискивает в пальцах ворот его белой рубашки, тянет вверх, слегка душа своего гостя. Тот не сопротивляется. Пьяному Риду кажется, что Грегори с издёвкой улыбается и берёт его на слабо. Он знает, что это провокация, но не может упустить возможности ей поддаться, вступив в игру и сразу проиграв.
- Ты чёртов придурок, - кричит он в лицо Нотту, напрягая связки так сильно, что они начинают ныть, - чёртов псих. Это всё из-за тебя!
Он трясёт его за воротник, но долго не выдерживает: ослабленные ноги подкашиваются. Через несколько секунд он уже наваливается всем своим телом на Грега в попытках устоять на ногах и чувствует, как к горлу подкатывают рыдания. И он заходится ими, не в силах продолжать держать в себе то, что так долго не мог достать наружу. Он плачет на груди того, кого ненавидит всей душой. Плачет и продолжает душить, не выпуская из рук ворот рубашки.
- Сволочь, - выдыхает он и с размаху бьёт в челюсть. Удар получается смазанный и несильный, но позволяет Бёрку отшатнуться назад, снова встав на ноги, а Нотту - привести в порядок смятую ткань рубашки, - я же ясно дал понять, чтобы ни тебя, ни её здесь больше никогда не было, - он шипит, машинально нащупывая палочку на прикроватном столике и сжимая её в руке.
- Без сопливых разберёмся. Круцио, - алкоголь делает своё дело. Заклинание выходит слабым, настолько, что его луч, вырвавшийся из палочки едва заметен. Бёрк с досадой фыркает, отбрасывая палочку и вновь сжимая кулаки.