Robert Abernathy || Read more

— Бёрк! Нам в дру... — останавливать Эридана было бесполезно. Он уже устремился куда-то совершенно непонятным Робби путём. — Мерлин с вами, пусть будет так. И вы уверены, что вам стоит... Договорить Абернати не успел, наконец-то осознавая, куда движется нечто. — В прошлый раз Министерство, а в этот раз... Мунго? Кому нужно нападать на Мунго?
[31.10.17] встречаем Хэллоуин с новым дизайном! Не забудьте поменять личное звание, это важно. Все свежие новости от АМС как всегда можно прочитать в нашем блоге


[10.09.1979] СОБРАНИЕ ОРДЕНА — Fabian Prewett
[14.09.1979] ОБСКУР — Eridanus Burke
[17.09.1979] АВРОРЫ — Magnus Dahlberg

Marauders: In Noctem

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marauders: In Noctem » PAST » don't believe you


don't believe you

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

http://funkyimg.com/i/2mBdc.gif
HIPPOCRATES SMETHWYCK & MILLICENT BAGNOLD

4 августа 1979 года
больница св. Мунго

Вы говорите о безопасности. Но что такое эта ваша безопасность, если девочка умрёт от потери крови и страшных ран нынче ночью?

0

2

Липкая вязкая жидкость обволакивает пальцы. Холодная, тёмная в тускло освещённой пустой приёмной, она вдруг резко становится алой и яркой, стоит мужчине направить на тело свет на конце палочки.
- Мерлин, - шепчет Ги, широко распахивая раздражённые долгим бодрствованием воспалённые и красные от полопавшихся сосудов глаза. Ему кажется, что всё это лишь плохой сон, что привиделось, почудилось, но ни картинка, ни липкие ощущения на ладони не проходят. А во рту и носоглотке столпом стоит тот самый металлический запах/привкус, который ни с чем не спутать, который любой целитель определяет безошибочно даже с закрытыми глазами за первые несколько секунд.
Кровь.
Просачиваясь через одежду, она заливает кушетку, заливает пол, оставляет подтёки и лужи, сочится по слипшимся грязным волосам, стягивает кожу на лбу, запекаясь шелушащейся коркой.
- Помогите, - сипло, по слогам и так, будто этот выдох - последний. Ги ловит слабое шевеление пересохших потрескавшихся губ вишнёвого цвета, так резко контрастирующих с пепельно-бледной кожей лица и так гармонирующих с кровавыми разводами, размазанными по щекам. Сметвик склоняет голову, нервно сглатывая и наклоняясь ближе, стараясь не дышать, чтобы не вызвать тошнотворное ощущение, когда комок подкатывает к горлу, когда желудок сворачивается внутри, когда неприятно кружится голова и сознание плывёт волнами. Нет, он не боится ни крови, ни страшных ран, но настолько всё это неожиданно, настолько непонятно, что от этих чувств колдомедику становится не по себе.
Он откладывает палочку в сторону: оперативно действовать одной рукой абсолютно неудобно и практически невозможно. Ги теряет спасительный огонёк люмоса и тыкается наощупь, чувствуя под своими ладонями непрекращающуюся пульсацию жидкости и слабеющую пульсацию сердца.
- Никто не должен знать... - она ещё находит в себе силы, чтобы приподнять голову. Луч света вновь выхватывает её лицо с запавшими щеками, с болезненно прикрытыми глазами практически без ресниц, будто кто-то нарочно опалил их, поднеся близко к огню.
- Никто не узнает, - тихо и как можно более спокойно говорит он, хотя сам не знает, что имеет в виду девочка. Совсем ребёнок - так кажется Сметвику на первый взгляд.
Он аккуратен в каждом движении. Знает, что любое прикосновение причиняет ей нестерпимую боль, знает, что она молчит лишь потому, что нет больше сил кричать и биться, исходя судорогами и крупной дрожью. У неё нет сил даже облизать пересохшие губы.
- Как тебя зовут? - спрашивает Гиппократ, но лишь затем, чтобы держать её в реальности, чтобы не дать погрузиться в безболезненный, на первый взгляд, сон, в сладкую дрёму, которая может стать фатальной.
Не спи. Только не спи. Будь здесь.
Он упрямо твердит лишь эти мысли, по кругу, будто спасительную мантру, будто девочка не здесь, а в его голове. Она не отвечает, но он замечает, как упрямо шевелятся её губы в отчаянной попытке что-то сказать. Ги не может разобрать, хоть и пытается, но переспрашивать нет смысла: ясно, что большего он не добьётся.
Она снова пытается приподняться, но получается лишь совсем на немного оторвать голову от кушетки. А потом снова опуститься обратно. Она закрывает глаза, и Сметвик чувствует, как учащается его дыхание, чувствует, как быстрее начинает биться сердце.
Он волнуется, будто мальчишка перед экзаменом. Экзаменом, который снова и снова раз за разом устраивает ему жизнь. Только бы ответить правильно, только бы не завалить, только бы не забыть.
Только бы успеть.

Он выходит из приёмной на улицу. Окровавленный, грязный, он чувствует, как рубашка, мокрая от холодного пота, прилипает к спине, вызывая неприятные ощущения и ассоциации с той само липкой кровью, которой перепачканы его руки по локоть, которая пятнами осталась на лимонном халате, которая брызгами засохла на бледном, застывшем, будто погребальная маска, лице.
"собственность Бри Сторм" - он держит в руках миниатюрную записную книжку, страницы которой чудом не окрасились в красный. По чужим карманам лазить не хорошо, но это - единственный способ установить личность девочки, а заодно и единственная зацепка к возможному лечению.
Кто ты?
Страницы пусты, но это первое впечатление обманчиво, и Сметвик понимает, что в пожелтевшем от времени пергаменте скрыто куда больше, чем видят его глаза. Он мажет кожаный переплёт кровью и дневник признаёт частичку своего хозяина, открываясь и доверяясь.
Ги листает страницу за страницей. Ги чувствует, как перехватывает дыхание и сводит лёгкие. Ги поднимает взгляд к затянутому тучами тёмному небу, будто ища в этом лондонском смоге своё спасение, будто зная, что в эту минуту кто-то должен подсказать ему единственно верное решение.
Но никто не поможет. Здесь лишь только он сам, его демоны и умирающая от страшных ран девочка.
Девочка, от которой совсем недавно отвернулся весь мир. Девочка, которую ищут и обязательно найдут. Девочка, у которой никого и ничего не осталось.
Лишь эта тетрадка, которой она доверяет свои мысли и воспоминания. Лишь случайный колдомедик, которому она доверила свою жизнь.
Никто не должен узнать. Но они узнают, обязательно узнают. И придут.

0

3

Из личного дневника Бри Сторм, найденного Гиппократом Сметвиком
Гиппократ листал записную книжку, замечая, что некоторые страницы выдраны, быстро, неаккуратно, наспех. Замечал, что недостаёт важных фрагментов, будто кто-то спрятал заключительные части мозаики, не давая сложить картинку воедино. Он понял суть, но не видел всей картины. Как не видела всей картины и Миллисент Бэгнольд, в кабинет которой неизвестным человеком были доставлены обрывки дневника

23.03.1975
Я молилась истово всем существующим богам. Тех, которых я знаю и тех, которые могут наблюдать за мной с неба. Но хворь настигает меня. Я чувствую приближение полнолуния. Осталась пара часов до восхода луны и мои руки дрожат с каждой минутой всё сильнее. Они сказали, что я чудовище и что это не вылечить, заперли меня в подвале. Я боюсь им навредить. Мерлин, спаси их от меня. Спаси меня от меня.

30.08.1976
Я не помню ни своих полнолуний, ни своих превращений. Я не помню ничего, что происходит со мной в эти ночи раз в месяц. Что я делаю? Куда убегаю из дома? Где нахожусь и с кем встречаюсь? Что-то зовёт меня, что-то слишком сильное, сильнее, чем цепи, сильнее, чем двери подвалов. Они говорят, что слышат жуткий вой, но кто это воет? Зачем я нужна ему рядом? Зачем он зовёт меня к себе?
Сегодня в деревне разорвали человека. Они собрались на главной площади в круг, посередине которого лежала мать с разорванным на куски ребёнком. Я была там. Я видела собственными глазами и не могла поверить, что это сделала я. Или, может, это тот вой, зовущий меня каждое полнолуние?
Но кровь на моей коже, металлический привкус во рту ни с чем не спутаешь. Неужели я могла... Они знают, но они молчат, не глядя в мою сторону, запирая в комнате, меняя дверь подвала на более прочную. Они боятся.

25.12.1976
Господи, обращаюсь к тебе с молитвою. Защити, спаси, укрой, сохрани и прости все грехи минувшие и все грехи грядущие. Я не умею молиться, но сегодня обращаюсь к тебе с просьбой и великим покаянием. Я не хочу отныне быть убийцей, не хочу, чтобы моя душа гнила в волчьем теле. Отпусти меня, Господи, даруй свободу от этой проклятой жизни, закончи мои страдания, которые я смиренно принимала.
Вой с каждым разом всё ближе. Он приближается, идёт за мной и каждое полнолуние я оказываюсь всё дальше и дальше от родного дома, от родного подвала. С каждым полнолунием я всё больше забываю лица матери и отца.
Я бегу, словно за мной гонится адская свора, бегу, зализывая раны, будто раненый зверь, вот только никаких ран на мне нет, я сама оставляю их на телах невинных людей. Прости меня, Господи. Прости меня.
Что это, Господи? Что со мной стало? Что со мной будет?

13.03.1977
Не многим из нас удалось пережить эту зиму. Голодные, нищие, оборванные, мы скитались три месяца без крова над головой, без еды и тепла. Крали домашний скот и прятались в сараях, воровали одежду и грелись в сухой соломе, прижавшись грязными телами друг к другу. И лишь три ночи, когда позволено всё. Лишь три ночи, когда голодные волчьи глаза смотрят, не мигая, в испуганные человеческие. Всего пара секунд, прежде чем раздастся приглушённый вскрик, а белоснежный снег обагрится кровью. Всего пара секунд до ощущения спасительного мяса во рту и желудке.
Мы выживали как могли. Разве мы виноваты в том, что не можем контролировать свои потребности? Разве виноваты в том, что в каждой деревне, в каждом доме на нас смотрят, как на убийц, нас проклинают и гонят с ножами и ружьями? Разве мы виноваты, что одного за другим, нас истребляют, словно овец, загнанных на бойню? Разве мы виноваты, что в глазах общества мы - чудовища? Господи, почему мы не можем просто жить?

ноябрь 1978
Не помню чисел, не ориентируюсь во времени. Не понимаю, где я и кто я. Лишь животные инстинкты и всё тот же волчий вой в ушах, зовущий за собой, ставший смыслом жизни. Я не различаю лиц, все они - лишь мясо для будущей ночи, для другой сущности. Я не могу сопротивляться, это желание сильнее меня. На нас охотятся, призывают к порядку, наши лица в газетх и на столбах в ближайших поселениях. Мы вынуждены прятаться в лесах, уходить в горы, но как бы далеко мы не забирались, голод настигает нас. Господи, ты знаешь, как прекрасно ощущение, когда зубы впиваются в свежее мясо, разрывая его волокна, когда изо рта сочится по губам и подбородку кровь, когда больше нет этого чувства, которое заставляет нас идти дальше и дальше.
"Не убий" - говорил ты. Но разве сдохнуть от голода - это справедливо? Почему другие живут, а мне нельзя? Господи, ты был не прав.

31.12.1978
На рубеже между старым и новым пишу тебе, чтобы выразить радость в обретении новой семьи. Они замечательные. У меня есть чистая одежда, еда и тепло, дом, в котором меня всегда ждут. Они не запирают в подвалах, они готовят зелье. Господи, ты внял моим мольбам и я благодарю тебя за вновь обретённое. Не только называться человеком, но и по-настоящему быть им. Не чудовище. Человек.
Стая по-прежнему бродит вокруг. Они заглядывают в окна, стучат и пытаются бить стёкла, но им не прорвать защиту. Им не забрать меня. Наконец-то я в безопасности.

29.07.1979
Они выдали меня. Все мои грехи, которые я так старательно замаливала перед тобой, Господи. Всё, абсолютно всё всплыло на поверхность. Это месть, они хотят расправиться со мной, ведь я предала стаю. Я покинула их, когда они голодали и умирали от холода в лесах. Я не была с ними, когда они звали, когда им требовалась моя помощь. Я не пустила их, когда они пытались, как и я, найти защиту.
Я виновата. И лишь мне одной отвечать за всё.
Они найдут меня. Где бы я ни была, найдут и разорвут на части. Вот только если министерские ищейки не сделают этого раньше. Это гонка не на жизнь, но на смерть, в которой я не увижу финиш. Я проиграю, стоит мне выйти за порог и побежать. Я проиграю, стоит мне решить остаться.

с п а с и     м е н я

*   *   *
Странички дневника были спрятаны в папку. Читая их, Миллисент Бэгнольд не проронила ни слова, не показала ни единой эмоции на своём лице. Оставаясь непробиваемой и полностью оправдывая данное ей прозвище железной леди, она подняла голову и смерила долгим взглядом незнакомца в капюшоне. Она подозревала, кто скрывается за этим капюшоном. Подозревала, что он причастен ко всему, что было написано на этих потрёпанных временем страницах. Но мысли женщины были заняты далеко не этим человеком. Мысли её были сосредоточены на девушке, которая знает, где может быть целая стая. Которая всё ещё продолжает в голове слышать призывной волчий вой, заставляющий метаться и искать, куда спрятаться, заставляющий бежать. К ним или от них.
- Где? - тихо спросила она. Коротко и отрывисто, пряча сложенные вдвое исписанные листы во внутренний карман пиджака.
- Мунго, - прохрипел голос и незнакомец скрылся, шагнув в работающий камин.
А большего и не требовалось.

0

4

Он пролистывает тетрадь ещё раз, замечая, что не достаёт важных фрагментов. Как будто кто-то специально подсунул ему паззл, который необходимо разгадать, найти недостающие кусочки, выяснить.
Но Сметвик не пускается в бой, ведь это сейчас не важно, суть он уловил, в приоритете - сохранить девочке жизнь. И сделать всё возможное, чтобы никто никогда об этом не узнал. Сделать всё, чтобы её не нашли.

Но не всегда всё происходит так, как нам хочется. Ночной воздух разрезает вспышка, заставляющая вздрогнуть и вскинуть взгляд, забыв о дневнике Бри Сторм. Женщина, смутно знакомая, направляется прямо к нему, не сводя с него взгляд. Такой пронзительный и красноречивый, что Крату становится дурно и он отводит собственный взгляд в сторону. Кажется, он проиграл этот поединок, но это лишь наоборот оказывается его спасением: он успевает сосредоточиться. Долгий зрительный контакт всегда губителен. Ги знает это, как никто другой. Долгий зрительный контакт засасывает, поглощает, заставляя испытывать эмоции собеседника, гипнотизирует, приказывая и повелевая. Ги ненавидит зрительный контакт.

- Доброй ночи, - произносит он и, забывая, что в руках, испачканных кровью, всё ещё дневник, протягивает одну из них для рукопожатия, роняя тетрадь вниз, в грязь, но не спешит поднимать, наконец, узнав женщину.
Он вспоминает, как она не раз появлялась в их отделении. Вспоминает, что видел её в министерстве. Вспоминает её колдографии на первых полосах Мунго. Железная леди - уже сейчас её называют именно так.
- Миллисент Бэгнольд, - вслух произносит он и замечает, как она едва заметно кивает, подтверждая его догадку.
Должность вспомнить не сложно. Не сложно сложить два и два, чтобы догадаться почему и зачем она оказалась ночью рядом с Мунго. Врать нет смысла, Крат откидывает все заготовленные слова в дальний ящик и спрашивает лишь одно, волнующее его более остального:
- Как вы узнали?
Взгляд скользит по ней, но ему не за что зацепиться. Непроницаемое лицо, вежливая улыбка, абсолютно ничего в руках, кроме волшебной палочки, которую та сжимает не слишком крепко, не так, чтобы сделать вывод, что она напряжена. Как всегда гордо вздёрнутый подбородок, загадочный взгляд, от которого бегут мурашки. Не удивительно, почему её назначили начальником бюро.
- Я не позволю вам вмешаться, - сразу уточнил Сметвик, как будто отсекая всё лишнее. Его не интересует пустая болтовня, лишь дело, из-за которого они сегодня здесь собрались, - не в этот раз, - он плотно сжимает губы в тонкую линию и набирается решительности для того, чтобы выдержать её взгляд и не отвести свой.
- Случай серьёзный и сейчас идёт борьба за жизнь. Вас не подпустят к ней близко, пока она не будет стабильна и сильна настолько, чтобы выдержать ваши министерские допросы и пытки. Она не покинет Мунго, пока я, как её лечащий врач, не дам на это согласие. Вы зря теряете время, мадам Бэгнольд.
Наконец, он наклонился, чтобы поднять тетрадь, раскрытую где-то посередине. Краем глаза успевает уловить истошно кричащее "помогите мне" прежде, чем закрыть дневник. Нащупывает в кармане палочку и сжимает её рукоять, готовый в любой момент достать её и пустить в ход.
- Уходите, - он хмурится и отходит на пару шагов назад, к зданию больницы, но не упуская из поля зрения женщину.

0


Вы здесь » Marauders: In Noctem » PAST » don't believe you


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно