Пятичасовой чай был любим Эвелин с детства. Его традиции были понятны и, в целом, благословенно неизменны. Тонкостенные чашки, такие белые, что маленькой Элли всегда казались скорлупками диковинных птиц. Нежнейшие сливки, свежайшие кексы, сэндвичи без корочек… Светская беседа, журчащая и обтекающая все по-настоящему значимые проблемы.
Ведьма скептически задрала бровь и сделала большой глоток из собственной чашки, которую иначе как плебейской не называла. Но поганить костяной фарфор тем варевом, которым она давилась, было попросту недостойно. Во рту мгновенно разлилась горечь, словно Эвелин хлебнула размолотых головешек с перцем. Это фестралово дерьмо называлось «кофе», бодрило хуже зелий, но не давало таких отсроченных последствий. Наверное. У Эвелин всегда было как-то особенно паршиво с зельями, но не настолько, как с астрономией. Она хоть как-то могла заучивать звезды, созвездия, рисовать карты полушарий, но вот не спать по ночам было выше ее сил. Девушка поморщилась и сделала еще один глоток.
Никто не заставлял ее приходить на службу в субботу, но здесь как-то проще и легче думалось. А подумать Эвелин было о чем. Она не боялась предстоящих экзаменов, уж точно не так, как бывало в Хогвартсе, когда приходилось через силу запихивать в себя знания по нелюбимым предметам лишь для того, чтобы получить нужные Ж.А.Б.А. В Комитете вопрос стоял просто: будут ли на аттестации оценивать ее знания или заваливать? В обоих случаях результат был предрешен заранее. 
«Чего я хочу?»
Какой-то слишком глобальный вопрос, чуть тронь – и распадается на варианты. Сэндвич с огурцом и рыбой – какой, она еще не решила. Может с лососем, может с тунцом. Это то, чего Эвелин хотелось сейчас, маленькое простое желание, которое хорошо ложилось вместе с третьей чашкой кофе за день, в котором она уже начинала находить какое-то мазохистское удовлетворение и скукожившемуся как сухофрукт желудку. Осуществимое – существенный плюс. Не обесценивается со временем – плюс просто таки бесценный. Могут сменяться министры, перестраиваться отделы и скакать курс галлеона к фунту, но хороший сэндвич с огурцом всегда будет актуален. Вот, например, огромный свадебный торт со жгучей антенницей из крема – розы и засахаренные анютины глазки это так банально!  – ей тоже уже как-то расхотелось. Да и вообще, замуж, кажется, тоже. Не то, чтобы Тревор делал настоящее предложение! Он считал, что Элли «как-то мало вкладывается в отношения». Достаточным, видимо, считалось, сбежать с ним из родного дома непонятно куда. А еще в голове Элли, наконец, проклюнулась, окрепла и разрослась разница между понятиями «свадьба» и «замуж». Первое было прекрасным событием, о котором можно было сладко и трепетно мечтать перед сном. Кружиться по комнате, обернув вокруг талии покрывало с кровати, словно это подол с оборками. Какой вообще смысл в маленьком белом платье?! Да и вообще, представлять, что наконец-то окажешься в центре всеобщего внимания, принимая поздравления и подарки. «Замуж» было чем-то намного менее приятным, сродни хождению на службу, только без выходных. И без зарплаты, даже без стипендии, которая Эвелин на втором году все-таки досталась. Она сознательно запрещала себе рассматривать то немногое, что понимала в браке собственных родителей, но и то, что видела вокруг, ей как-то не слишком нравилось. И Эвелин становилось отчаянно, почти до слез, жалко своего времени, который брак у нее бы точно отобрал. И Министерства – вот такого, как сейчас, без гомонящей толпы, без посетителей, пришедших оббивать пороги.
Министерство, которое, казалось, существует сейчас только для тех, кто готов по-настоящему в него вкладываться. Не ныть о сверхурочных, не плакаться о том, что дома кто-то ждет, а делать что-то для того, чтобы мир оставался в пригодном для жизни порядке.
Кофе уже порядком остыл, но Эвелин все никак не могла найти в себе силы уйти из общего коридора четвертого уровня обратно в отдел, где ее дожидался реестр гиппогрифов Уэльса, вместе со здоровым подозрением на то, что кое-где поголовье подозрительно не увеличивается. А, значит, надо было провести сравнение с данными по той же территории за последние десять лет, выявить усредненную тенденцию и свести все это к толковой служебной записке, которая должна оказаться на столе у начальника еще до понедельника.