Роланлу, как и всегда, когда он трезв, беспокойно спалось.
Сперва ему ничего не снилось: была только пустота и он часть пустоты. А потом был детский плач, к которому добавлялся плач женщины. И всё та же пустота вокруг. То был плач его жены и дочери. Жена молила о пощаде, но никто не внимал её мольбам, и они продолжали рыдать в страшном дуэте. Роланд понимал, что это их последний плач, хоть и не слышал его тогда, в тот день, зато теперь слышит почти каждую ночь. Роланд пытался бежать к ним, бежать на их зов, чтобы спасти их, но в пустоте нельзя бежать, в пустоте нельзя никого спасти, потому что пустота – плод его воображения, неподвластный ему. А плач и мольбы становились всё громче и вот он уже сам плачет, умоляя кого-то остановиться – то ли тех, что отняли их у него, то ли их самих.
Роланд просыпается от стука и первой мыслью было, что мертвецы наконец пришли за ним, чтобы забрать с собой в покойное ничто, но быстро стук повторился и Роланд вспомнил, что мёртвые не могут стучать. Даже если кто-то из них и добрался до бюро (а сегодня ночью покойников за стеной совсем не было, лишь образцы древесины на гробы и венки), то постучать бы точно не смог. Роланд как-то увлёкся изучением способов воскрешения мёртвых, но как выяснилось даже воскрешающий камень возвращает безмолвную тень близкого человека, а не его самого. Роланд был согласен и на тень, он был бы рад тени, но жизнь не дарит таких подарков.
Спускаясь по лестнице к двери, Роланд всё ещё чувствует липкие следы костлявых лап кошмара по всему телу. Не помогла даже наспех переодетая майка и перетянутые резинкой волосы - дыхание никак не хотело налаживаться и спешка, с которой он преодолевал ступеньки, этому не способствовала.
За дверью в столь поздний час Роланд был готов увидеть всё, что угодно: толпы эльфов, новое восстание гоблинов, бродячий цирк, в конце концов, но никак не Марго. Замёрзшую, дрожащую Марго, с лихорадочно блестящими глазами, светящимися в темноте, подобно двум лунам, которые лучше всего остального говорили о её состоянии. – Марго? – удивлённо выдыхает он и голос у него ещё немного хриплый ото сна. – Что случилось? – роняет следом и тут же мысленно обзывает себя непроходимым идиотом, потому что всё ещё не затащил свою гостью внутрь, а так и позволил ей дальше мёрзнуть. – Заходи быстрее, - тут же спохватывается волшебник, забывая о собственных кошмарах, которые ещё пару минут назад казались предвестниками его смерти, и мягко подталкивает Марго внутрь своего убежища, выглядывая на улицу в поисках чего-нибудь опасного для неё прежде, чем захлопнуть дверь. Не похоже, чтобы за ней гнались, - думает Роланд. Но всё же что-то не так – говорило всё происходящее.
После сна соображается плохо, и Роланд не сразу понимает, куда делось освещение. Достав из кармана на автомате прихваченную с прикроватного столика палочку, он зажигает освещение на всём бюро и только теперь как следует разглядывает всю Марго, а не только её глаза. И бледность волшебницы пугает Роланда даже больше его недавних кошмаров.
После смерти жены и дочери Роланд долго не мог позволить себе привязаться к чему-то или к кому-то, но Марго стала одной из первых, симпатию к кому он не стал выкорчёвывать из себя – первым стал Лондон, а вторым странный старик, на которого он работает. В конце концов, нельзя отрицать, что всем нам нужны друзья, и если Роланд раньше был хорошим другом, то сейчас он стал относиться к этой роли ещё серьёзнее, потому что познал утрату и больше терять близких каким бы то ни было образом не желал. А ещё потому что перед ним стояла явно несчастная в этот вечер женщина, а Роланд всегда очень любил женщин. Не в контексте похоти и низменных желаний, хотя вспомним, что у него была дочь, так что ничто плотское ему не чуждо, но как символ красоты, как сочетание элегантности и уюта, совокупность всех добродетелей, что, по его мнению, присуща им в большей степени, чем мужчинам. Роланд любил женщин за то, что всех их, по его мнению, даже самых сильных и независимых из них, нужно оберегать, как хрусталь, и заботиться, словно о самом привередливом цветке. И самой большой слабостью Роланда всегда были женские слёзы – даже кентавра чечётку станцевать уговорит, если именно это требуется для того, чтобы хрупкое создание рядом плакать перестало и развеселилось. Поэтому плохим волшебником в их семье всегда была его жена, когда их дочь Эффи слушаться переставала, а он только и мог, что прощать её слишком быстро и просто. Никаких задатков великого педагога, в общем.   
- Ты в порядке? Почему ты так легко одета? Почему ты одна в таком месте? Это же опасно в такой час, – заваливает свою гостью вопросами Роланд, положив руки ей на плечи и рассматривая её на предмет ран, кои при беглом осмотре не находятся, потому что раны душеные так легко, как физические, не диагностируются. Не Роландом, в крайнем случае. – Мерлинова борода, да ты вся дрожишь, - причитает Роланд, заботливо беря руки Марго в свои и удивляясь тому, какие они маленькие и ледяные в сравнении с его собственными – Роланд почти никогда не мёрзнет и вырабатывает столько тепла, что, пожалуй, можно было бы оттопить какую-нибудь небольшую деревушку из трёх-четырёх домов. 
-Идём, я сделаю тебе кофе, и ты всё мне расскажешь, - принимает решение Роланд, ведь не расспрашивать же её обо всём в приёмной похоронного бюро прямо под прейскурантом на ритуальные услуги. Аккуратно подталкивая Марго ладонью в спину, Роланд проводил свою гостью наверх, откуда только что спустился, но не в свою комнату, а в соседнюю, что служила ему кухонькой – очень тесной, но тем не менее. Выделив Марго единственный стул за небольшим круглым столиком и проследив, чтобы она устроилась за ним, Роланд тут же вызвал одеяло из соседней комнаты – то самое, под которым недавно спал, потому что оно было вообще единственным, ведь он единственный тут жил, кроме клиентов, которым оно уже никогда не пригодится, и укутал в него волшебницу. - Тебе с молоком? – спрашивает Роланд, желая, чтобы, когда волшебница начнёт свой рассказ, она уже чувствовала себя в безопасности и у неё было всё необходимое для многозначительных пауз.

У Роланда был всего один стол и один стул, одна ложка и всего одна вилка, но зато ему досталась большая коллекция самых разных кружек и чашек, занимающая полностью один из шкафов. И, увы, это только усложняло выбор чашки доя Марго, так как ещё в первую неделю своего пребывания здесь Роланд познал какими коварными они могут быть, но не успел разгадать загадки всех. Самой любимой чашкой Роланда стала та, что рассказывает пошлые анекдоты после каждого раза, когда к ней прикладываешься. Роланд всегда пьёт из неё, когда ему грустно, и даже таскает с собой в пабы, потому что пить одному дома считает крайней чертой своих отношений с алкоголем, а на безалкогольные напитки кружка обижается и в лучшем случае просто плюётся ими или покрывает хозяина такими ругательствами, большую часть из которых Роланд не узнал даже за своё долгое путешествие не по самым приличным местам мира. Но самое главное во всём этом то, что за весь год их знакомства ни один анекдот не был произнесён дважды. Правда Роланд подозревал, что пошлые шутки не то, что поднимет его гостье настроение, а ещё он просто не мог допустить, чтобы их она слушала от его чашки на его кухне. Кто-нибудь обязательно сказал бы, что он не прав, но Роланд имел чёткое представление о том, как следует вести себя с женщиной и не важно кто эта женщина, хоть королева Англии, хоть танцовщица в пабе, этикет един и не допускает вольностей.
Наконец мужчиной была выбрана пара надёжных обычных кружек без сюрпризов (или с ещё не выявленными при прошлых использованиях сюрпризами) и сделаны два кофе: один с молоком для Марго и один без для себя, но зато с большим количеством сахара. Поставив приготовленный для гостьи напиток и сахарницу на столик, Роланд присел на кухонный столик за неимением другой мебели. Конечно, можно было принести стул или кресло с первого этажа, но ему не хотелось отвлекаться на такие мелочи – зачем, если и так удобно?  В ожидании, когда Марго решит заговорить, Роланд сделал несколько глотков, надеясь, что обожжённый язык поможет не сверлить волшебницу столь пристально.
Не помогло. Роланд покраснел и поперхнулся после первых же слов Марго, никудышно пытаясь выдать это за кашель. Тут же стало ясно, что с армией разгневанных гномов справиться ему было бы легче, чем с этим разговором, но бежать некуда. По необъяснимой причине он чувствовал ответственность за Марго. Хотя причина всё же была и простая: она пришла именно к нему. Этого было достаточно, чтобы он искренне хотел принять участие в её жизни, и недостаточно, чтобы знать, что ему следует сделать в такой ситуации.
В то время как Марго избегала смотреть на него, Роланд напротив не отводил взгляд. Если ей нужен этот разговор, то он даст ей его, - решил Роланд в начале, но на последних словах волшебницы кружка треснула в его руках, усыпав пол осколками и каплями кофе с небольшой примесью его крови. Вот уже 37 лет как Роланд не научился в полной мере контролировать свою физическую силу и соотносить её с хрупкостью предметов вокруг. – Чёрт, - всё же не сдержавшись, тихо выругался Роланд, но такой развязки он не ожидал, такому не учили на уроках этикета в Шармбатоне, да и ни на каких других тоже. – Прости, я сейчас всё уберу, - смущённо пробормотал Роланд, хватая палочку со столика и парой взмахов перемещая осколки чашки в раковину и заставляя тряпку вытереть пол. Кофе больше не хотелось. Его достаточное количество осталось на рубашке и штанах Роланда, обжигая и тем самым лишая желания спать, а значит всё же выполняя своё предназначение. Но не это волновало Роланда. Его порезы заживут, пятна высохнут, ожоги пройдут, но починится ли так просто сердце его гостьи?
- В таком случае…ты уйдёшь от него? Всё это не оправдание такому…поведению. – всего один вопрос и хмурый взгляд, он с трудом подбирал слова. Роланд мало знал о браке Марго, совсем не знал её мужа, но Роланд знал, что долг каждого мужа сделать свою жену счастливой, а Марго такой не выглядела. В пабах на всякое насмотришься, за долгие пять лет Роланд мог бы сказать, что уже привык ко всему. Убийство его жены и дочери должно было бы научить его не удивляться ничему, но он не мог. И удивлялся. Роланд не понимал ни браков по расчёту, ни выпивох, что пропивают все деньги в пабах, оттягивая всеми силами возвращение домой, к той, что сами выбрали, но особенно Роланд не мог понять измен. И всё же главным правилом Роланда было не вмешиваться в чужие браки, семьи, судьбы. Не ему говорить о трезвости людям в пабе с N-ой кружкой пива в руках и желудке или о верности и счастье в браке после всего пяти лет в оном, хоть он и хранит верность с первого признания и по сей день. Обычно, но не сегодня. Сегодня Роланд чувствовал желание нарушить все правила и познакомить неверного мужа со своим кулаком. Не осознавая, Роланд сжимал край столика до побелевших костяшек, благо тот был прочнее и разваливаться пока не собирался, зато на нём теперь красовались его кровавые отпечатки. Роланд никогда не утруждался обработкой собственных ран. Просто не думал об этом. 
-Ты ведь сказала «вновь». Это даже не первый раз? – уже тише. Роланд был уверен, что даже в первый раз прощать такое нельзя.

Роланд хотел бы посочувствовать Марго, но он не умеет сочувствовать тому, чего не понимает. А не понимал он многое: неверность мужей, браки по расчёту, прощающих такое жён. Ему было бы легче победить дракона, чем защитить Марго от всего этого или хотя бы понять. – Ты так его любишь? – спрашивает, но уже словно знает ответ. В чистокровных семьях не принято думать о подобном, да? Роланд нервно передёрнул плечами. Что делать он не знал. Это всё было так далеко от него. Он рос на историях о рыцарях и счастливой любви, ради которой совершались подвиги. Он был уверен, что так и нужно, он сам старался жить в поисках только такой любви. И нашёл её. И потерял. Больше не искал, хотя печенья с предсказаниями и утверждают, что зря. Но представить, что он передаёт супругу, Роланд не в силах и после её смерти. Не ту клятву он дал – не до смерти, но и в смерти он с ней быть намерен. «Подожди ещё немного, родная. Вряд ли мне долго осталось. Но даже если, всё равно дождись» - шепчет он перед сном каждым мантру свою. Нет, не понять ему ни чистокровных семей, ни Марго в частности, не посочувствовать ей, увы. Он мог бы, конечно, что ему жаль сказать, да толку от этого волшебнице, чей брак уже осквернён, а достоинство женское растоптано. Никакого.
Ох, если бы только она сказала, что всё это от любви. Он бы, возможно, смог понять, найти слова. Может даже такие, что спасли бы её от этого брака и мучений в нём. Но улыбка уже содержала ответы на все вопросы, что мог задать Роланд. Плохие ответы, отравляющие день ото дня саму Марго. И Роланд не думал, что будет хорошо озвучивать вопросы, заставляя её озвучивать ответы. Должно быть слишком унизительно для неё, а он не так любопытен.
Роланд всегда считал Марго потрясающей женщиной, сильной и умной. Но этим вечером он разочаровался в ней. Понимал, что, скорее всего, не имеет права, что не ему, пьянице со стажем, указывать путь ей, наставления давать, да жизни учить. Но ничего поделать с собой не мог. Увы, нельзя раздумать только потому, что ты так думать не хочешь. Не все наши мысли и чувства подвластны нам, а вернее очень немногие. Роланд считал Марго умной и сильной женщиной, но для чего женщине ум и сила? Чтобы очаг домашний беречь, видимо, каким бы ни был он. Роланд всё по-другому видел. Не ожидал он, что женщина сдаться сможет, смирится с чем-то подобным. Но она смирилась, хоть и не сдалась. Роланд готов был во всём свою гостью внезапную поддержать, но в этом просто не мог. Он понимал, что не имел права разочароваться, понимал, что Марго сама избрала лучший путь для себя, но это не помешало ему. Потерев ладонью лицо, словно пытаясь стереть этим следы своих мыслей, Роланд попытался переключиться на другое, раз с этим он не мог помочь и сочувствием. Марго же сидела рядом с улыбкой и была спокойнее, чем когда пришла. Роланд надеялся, что это кофе помог, но скорее это умение внутреннее Марго, которую он вообще в первый раз увидел взволнованной. «Оказывается, она умеет быть и такой» - отмечает про себя Роланд, вглядываясь внимательно в черты блондинки в попытке увериться, что не мираж всё это, что не привиделось ему.
- Согрелась? – на секунду дотрагивается до чужой ладони, чтобы убедиться в её теплоте. Тёплая от кружки с кофе.
-  Можешь остаться на ночь, если хочешь, а утром я разбужу тебя перед открытием и ты незаметно уйдёшь. Сможешь воспользоваться камином, - предложил Роланд, пытаясь сделать для Марго хоть что-то. Пусть он не понимает, пусть абсолютно не согласен с её выбором, но хороший друг ведь не тот, кто даст оценку, а поможет, несмотря ни на что. А она ведь пришла к нему, поэтому у него просто нет права быть плохим. И он очень старался быть хорошим. Но хотя он и называл себя её другом, вдруг осознал, что не знал о ней всё это время почти ничего до этого момента.

Отредактировано Roland Whitehead (2017-08-12 06:54:54)

   - Любовь — чувство, приносящее больше боли, нежели радости
Роланд усмехнулся. В этом он не мог не согласиться с волшебницей, что продолжала подкидывать ему интересные темы для рассуждений перед сном, хотя скорее всё же печальные. – Но разве оно того не стоит? – пожимает плечами почти не задумываясь великан. Позже он, возможно, ещё раз вернётся к этому, когда будет один, будет лежать и думать об этом долго, тщательно, пытаясь найти другой ответ, но всё равно будет возвращаться к своему первому порыву, самому правильному, прошептавшему на ухо ему очень громко «стоит». Оно того стоит. Ну что за романтик?
-Знаешь, я никогда не жалел. Ни разу после. Они были лучшим, что случалось в моей жизни и, возможно, смысл моей жизни и был в том, чтобы они счастливо прожили тот отрезок времени, - тихо сказал Роланд, смотря куда-то в пол. Он не любил говорить о своих девочках вслух, лишь иногда он говорил с ними, умоляя забрать его с собой или хотя бы подсказать как жить дальше. Тяжело, ужасно невыносимо тяжело и воспоминания о том, как они когда-то были счастливы на самом деле почти не помогали, но кем бы он был без них, не появись они так коротко в его жизни? Не тем, кем ему стоило бы быть; кем-то за кого, скорее всего, нынешнему Роланду было бы стыдно. И он не жалел, потому что намного хуже было бы, не будь в его жизни того счастья, и света, пусть они и потеряны для него теперь, возможно, навсегда. И он бы не решился заговорить о них вновь, но от рассуждений Марго Роланду становилось не по себе и хотелось закутаться в плед, как в детстве, чтобы спрятаться с головой от монстра реальности, в которой жила Марго. Вот только такого большого пледа, который спрятал бы его полностью, у Роланда нет, да и реальность не страшилка из детской сказки – найдёт и под пледом.   
Взгляд волшебницы Роланд поймал в самом конце, а выступивший на её щеках румянец истолковал как верный признак того, что Марго наконец согрелась.
- Я уйду немного позже, если ты не против.
- Конечно. Всё, что угодно. Я просто… - Уайтхед вздохнул – я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Марго. Потому что ты заслуживаешь счастья и того, кто сделает тебя счастливой. И мне больно смотреть как ты одна, замёрзшая, ночами бегаешь по улицам, да ещё таким сомнительным, как эта. Поэтому, если ты вдруг решишь снова вспомнить о здоровом образе жизни и подышать воздухом перед сном, всегда зови меня, хорошо? – Последними словами Роланд пытался обратить всё в шутку, но голос всё равно звучал слишком настороженно, а глаза блестели слишком серьёзно. Конечно, он не мог не волноваться и шутить об этом при всём желании тоже не мог. И даже про прогулки говорил более чем серьёзно, уже представляя как перекинется в свою анимагическую форму если что, чтобы не скомпрометировать Марго. Правда ей он о своей этой способности ещё не рассказывал, ибо тогда показывать придётся, а Роланду при всей его самоиронии всё равно неудобно как-то: такой здоровяк и всего лишь мопс. Так долго учился анимагии и всего лишь мопс. Так просто может сломать кому-нибудь шею руками в человеческой форме и всего лишь мопс. Но именно потому и всего лишь мопс, что никакого желания или каких-либо склонностей к переламыванию шей у него совсем нет и даже тех животных, что приходилось убивать на мясо, когда они с женой держали ферму, а ещё раньше на охоте, на которую его брал отец, ему было очень безмерно жаль. И убийство в принципе противоречит всей его большой и мягкой натуре, а мопс кого-нибудь убьёт разве что своим фырканьем, если смерть от умиления вообще возможна.
Из-за всего этого ему неловко, но не более неловко, чем было уже сегодня. И ради Марго он бы и перекинулся, и рассказал, и всё-всё-всё бы сделал. Ради её счастья, довольства и благополучия, потому что у Роланда натура такая, что заботиться о ком-то надо, да и в стороне он оставаться не умеет, если уж поток жизни в какую сторону заносит, а он заносит.
- О, смотрю тебе так понравился кофе, что ты выпила его почти залпом. Сделаю-ка тебе ещё, - улыбается Роланд, забирая из рук Марго почти полную чашку с напитком и принимаясь варить новую порцию.